Ночь была бы непроглядной, если бы не луна. Гигантский желтый диск размером с голову Ленина на центральной площади Улан-Удэ завис над горизонтом, высвечивая контуры сопок.  Где-то здесь должна была быть ледяная переправа через реку Чикой, но вместо нее я вижу лишь ограничивающие колею жерди,  воду, в ней — островки снежной каши, как сгустки крем-брюле в подтаявшем мороженом. За моей спиной —  “кирпич”, установленный на деревянный барьер. Его мы только что объехали по набитой колее. Встреченный за полчаса до этого бурят на видавшей виды “Волжанке” поначалу, завидев два стоящих в степи “крузака”, остановился в паре сотен метров, выключил фары. Через минут десять осмелел, двинулся навстречу. “Через Чикой утром ездил. Правее бери, по воде. Слева не ходи, двойной лед, хрупкий, провалишься… “ И вот мы стоим перед затопленной переправой и пытаемся понять, выдержит ли лед трехтонную “двухсотку”…

От бурятского Улан-Удэ до монгольского Улан-Батора — всего 583 километра по асфальтированной трассе. Если не учитывать перехода границы, время которого — непредсказуемо, доехать можно за световой день. Примерно этого я и ожидал, когда ребята из Toyota предложили поучаствовать в перегоне машин для альпинистской экспедиции, едущей на Эверест из Монголии. Toyota Evertest — звучит грозно, машины будут подниматься в базовый лагерь Эвереста — круто, но лично для меня приключений не предвещало.

Но они начались еще до вылета — впервые в жизни я приехал не в тот аэропорт… “Вы слишком спокойно себя ведете для человека в такой ситуации”, говорит мне проводница “Аэроэкспресса”, а я спешно считаю в уме.  Запас в 19 минут от приезда поезда на Белорусский вокзал, до выезда его собрата в Домодедово — это немного, но, как оказалось, вполне достаточно, если вы готовы побегать с чемоданом в руках.

Самолет в Улан-Удэ вылетает в девять вечера, прилетает в восемь утра. Пять часов разницы. Интересно, есть ли в бурятском языке синоним слова “джет-лаг”? На парковке уже ждут два сверкающих “крузака” — Prado150 и 200. Наш проводник Максим оказывается моим старинным знакомым. Мир тесен!

Чтобы проснуться, прыгаю за руль “двухсотки”. Узнаю, что маршрут оказывается гораздо более интересным, чем я полагал — нам выпала честь провести в течение трех дней полную внедорожную обкатку “крузаков” перед тем, как передать их альпинистам в Улан-Баторе.

В Бурятии дороги есть. В Улан-Удэ. Можно сказать, почти ровные. Даже с асфальтом.

Но стоит отъехать от города на пару десятков километров, и начинается скачка на лошади и американские горки (не случайно во всем мире их называют русскими).

В степи встретили колонну военных грузовиков.

А еще — лошадок

Соблюдай скоростной режим!

Село Тарбагатай, где живут местные староверы, или, как они себя называют, семейские, встречает красивыми наличниками на окнах и затворенными дверями этнографического музея. На улице — не души. Даже знаменитого местного самогона купить не у кого.

Рядом с селом  — гора Омулевая, она же “Спящий лев”.

И правда, похожа на гигантского, кровожадного хищника, распугавшего всех вокруг, устранившего угрозы, наевшегося до отвала и прилегшего на ночлег рядом с кучей окровавленных костей на живописном изгибе реки Селенги.

Место тут святое, как все, что связано с древними обрядами и пролитой кровью. На низкорослых кустарниках — веточки, в камнях — груды монет. Таких мест в Бурятии не счесть…

Держим путь дальше, и наконец-то сворачиваем с асфальта на грейдер, а с грейдера — в степь, великую и бескрайнюю, такую близкую и бесконечно далекую.

Месим колесами грязь. Карабкаемся вверх, на плато. Тут и там, словно подснежники, пробиваются из под жухлой прошлогодней травы покрытые зеленым и оранжевым мхом теплые камни.

Табан Хурган  — место силы. Окаменевшая ладонь размером с “крузак”. На ладони — перекрестия линий, как у живого человека. Короткие толстые пальцы подпирают небо.

Именно ему, небу, поклонялось когда-то жившее в этих краях племя меркитов. Говорят, в советское время власть запрещала проводить тут шаманские обряды, но почерневшие от времени советские монеты на камнях говорят об обратном.

Дороги в бурятской степи устроены хитро. Едешь себе по асфальту, внезапно он кончается — уходит под снег, или просто под землю. Тут это не смущает никого. У кого, кроме неба, ты сможешь попросить себе тут новую дорогу? Давай в объезд!

Через степь  набивается новая колея. Когда та разбивается, рядом появляется еще одна. Потом еще, и еще… На грунтовках “двухсотка” наделяет опасным чувством вседозволенности. Пробить подвеску мне не удалось ни разу…

По степи и грейдерам движемся на Мухоршибирь. В деревне Цолга — детская площадка, смотрящая в небо разбитыми баскетбольными щитами и порванной сеткой на воротах. Лечебно-исправительное учреждение. Колонка с одним типом бензина — девяносто вторым, вместо дизеля тут можно купить разве что дрова. Делать нечего — заправляемся “вторым”.

В экспедиции — только бензиновые машины. Найти хорошую солярку проблема что в Бурятии, что в Непале, да и на высоте бензиновые машины ведут себя намного лучше. Наша машина — с люком, а значит, без дополнительного бака. Это не прикол от маркетологов — просто иначе не уложиться в полную массу 3.5 тонны. Слоняра!  При колонке — крошечный магазин. Продуктов — полный набор, есть даже бутылка армянского коньяка. На полке с дешевой водкой она смотрится как потенциальная взятка.  Улыбчивая продавщица смотрит на нас, как на инопланетян. “А возьмите меня в Москву. Можно даже через Эверест. Места нет? Ну так я сзади…. Тут отвяжу свой поводок и к машине привяжу”.

Очередной поворот в рассеченную колеями степь. Где-то тут — развалины Меркитской крепости, которые никто из нас шестерых обнаружить не в состоянии. Впереди — две “диких” переправы через реку Хилок и ее притоки. Следы есть, переправы — нет. Течет, брызгаясь холодной водой, еще не набравший весенней полноводной силы прозрачный поток.

Ближайший мост через Хилок — в деревне Подлопатки. 20 километров в одну сторону, 20 в другую. Привычная для путешественника история — по прямой несколько сотен метров, в объезд 40 верст…

Благо, кругом степь, людей нет, и по грейдерам мы едем быстро. Мощная подвеска позволяет не обращать внимание на ямы и колдобины. При этом поведение "двухсотки" и "прадика" различается — последний более жесткий, и качает его сильнее.

“Большой брат” существенно комфортнее, позволяет ехать быстрее. Но на щедро  присыпанном гравием волнистом грейдере стоит быть осторожным — на неровностях, пойманных на неприлично высокой скорости, автомобиль слегка плавает по сторонам, расширяя динамический коридор. Впрочем, если сбросить скорость хотя бы до 110 км.ч., то все встает на свои места. Резюмируя поведение «двухсотки» на асфальте и вне дорог — лучшего автомобиля для такого путешествия вообразить трудно.

Смеркалось. Теплое солнце последними лучами погладила наши автомобили и скрылась за горизонтом.

Ему на смену беззвучно выплыл из-за сопки гигантский лунный диск, принесший холод и мрак.

И вот она, та самая переправа. Максим проходит ее всю, тщательно простукивает скрытый под водой лед жердью. Коллега забирает из машины рюкзак — на всякий случай. А ведь мой ноутбук лежит на сиденье… Но съёмка мне кажется  важнее, хотя на кадрах потом не окажется видно ничего, кроме луны и света фар. Вода по ступицы. Трещит лед. Но все получается благополучно, и вот мы на другой стороне. Выдыхаем.

В стороны остаются пропущенные точки: Новоселенгинск, Староселенгинск, памятник  миссионерам, могилы Бестужева и Торсона. Знаменитый “Петровский завод”, куда отправляли на каторгу декабристов, был неподалеку, в котловине между отрогами Заганского хребта и хребта Цаган-Дабан.

А наш путь лежит лежит дальше, в Улан-Удэ, где ждет ночлег. Ночные дороги — узкие, кривые, опасные. Мощные светодиодные фары-прожекторы позволяют разглядеть все нюансы дорожного полотна, помогает и функция автоматического переключения дальний-ближний. Пробег первого дня составил около 520 километров. Усталость и бессонная ночь накануне делает свое дело —  даже нет сил окунуться в роскошь пятизвездочного отеля. Буузы, бокал вина, отбой.

Второй день начался с посещения иволгинского дацана — точнее, с беседы с Чой-Дорджи Будаевым, одним из самых значительных людей в российском буддизме. Укутанная пьянящим запахов благовоний, беседа в заставленном символами веры кабинете напоминала что-то среднее между выступлением команды КВН, сеансом психоанализа, школьным экзаменом и препарированием живого тритона.

“На Эверест едете? Вроде взрослые люди, а все романтики ищете. Хотя я там тоже был, на вершине. Даже удостоверение есть.” Выждав театральную паузу, совершенно не похожий на альпиниста грузный Чой-Доржи (в миру Александр Нимбуевич) продолжает: “в Непале авиакомпания такая есть. Сто баксов платишь. Самолетик маленький. Взлетает, все вершины облетает. Приземляется. Удостоверение дают.”

Чой-Доржи — дипломированный мастер диалектики, поэтому разговаривать с ним непросто — простые с виду и на слух шарады становятся неразрешимыми. “Скажи мне, кто придумал светофор? Почему на циферблате часов 12 цифр, а в часе 60 секунд? Как это, не думал об этом? Ты вообще о чем думаешь?”

Истина открывается с необычной стороны. 12 знаков зодиака, помноженные на пять чувств. Итого — 60 секунд. Светофор — это тоже дело рук Будды, его символика… “Красное не носи, не тормози!”

Не внесла ясности и беседа с молодым ламой, сопровождающим нас в Дворец Хамбо-ламы Даши-Доржо Итигэлова. “Как становятся буддистами? Сначала — дискурс. Спрашивают новичка, пришедшего в университет, мол, существует ли рогатый заяц? Вот вы что думаете на этот счет?”

В вопросе ламы я чувствую подвох, поэтому не тороплюсь с ответом. “Стоит вам представить это существо, создать его в воображении — как он становится реально существующим”.

Простые вопросы, еще более простые ответы — все это ставит в замешательство. А это значит, время двинуться дальше.

Перевал Убиенный — не самое позитивное место на свете. Гигантский крест на его вершине —  в память о всех тех, кто погиб тут от рук разбойников в попытке провести караван с чаем. Место гиблое, неспокойное.

Но виды на Гусиное озеро красивые.

Когда-то лежащий в котловине Гусиноозерск был крупным промышленным центром — тут добывали уголь, работала лесопереработка и радиозавод. Теперь от былого величия осталась только ГРЭС, подпирающая небо трубой №2 высотой в 330 метров.

Город лежит в руинах. Старые деревянные дома массово сносят, но, справедливости ради, по-соседству стоят новые, каменные. Невозможно не заметить на склоне горы огромное кладбище, куда, судя по всему, "переселилась" большая часть населения…

Зато отреставрирован старейший в Бурятии Тамчинский дацан, к нему ведет отличная  новая дорога.

Но нам дороги не нужны — впереди у нас еще несколько сотен километров внедорожного маршрута. Прочь от людей! Штурмуя разбитую колею на краю обрыва, я ощущаю, что “двухсотка” медленно погружается в размягченную бегущими с горы ручьями землю. Только благодаря “умному” режиму Crawl Control, в котором машина полностью самостоятельно ползет вперед, не допуская пробуксовки, и помощи штурмана, я выбираюсь на сухое место. Prado едет в объезд по косогору — продавленная колея от “двухсотки” ему широка, и пройти по следу будет непросто.

Внедорожный экспириенс прерывается криками. Под громкую музыку, на разбитой “шохе” приехали местные. Нетрезвые. Громкие. Но в целом — дружелюбные. "Куда вы? Туда не надо ехать! Дороги нет! Снег! Не пройдете!"

Они были правы. Раскисшая грунтовка вскоре уступила место грязи под снегом. Дорога пошла в гору, и через полчаса мы ехали уже по глубокому мокрому снегу, вскоре сменившийся наледью. Колеса проламывают наст, падают в глубокие, заполненные водой ямы.  

Ревет под капотом “восьмерка”. Но автомобили уверенно едут вперед… На 17 километров ушло больше двух часов. Вокруг — никаких признаков цивилизации. Даже мобильной сети нет. Следы животных. По расположению вроде заячьи, но размер огромный. На деревьях вдоль следов сорвана кора на метровой высоте, как будто рогами. Какой зверь мог оставить подобные отметки? Страшновато.

Деревянные “гнилые” мосты — на первый взгляд хлипкие. Трухлявые бревна схвачены толстой проволокой. Даже ходить страшно. Когда-то их строили для незаметной переброски военной техники к монгольской границе. Стоят они и по сей день, ездят по ним нечасто. Но выбора нет — маршрут, подготовленный организаторами совместно  с известным путешественником Алексеем Мочаловым, ведет дальше.

Проплывают мимо брошенные села. Заколоченные деревянные избы. Каменный, но от того не менее заброшенный сельский клуб. Военные городки, из зданий которых сняты даже лестничные пролеты…  Снова “гнилые” мосты, по которым едем уже без опаски.

Рядом  над рекой — устройство, напоминающее кабель-кран. Зачем он тут? Нет ответа.

Еще через 30 километров степи, параллельно заснеженной дороге, попадаем на асфальт. Не доезжая села Боргой, ужинаем в единственном на трассе кафе. Оазис цивилизации. Разве что “кредитки” не принимают к оплате. Зато выбор блюд — на высоте, любая столичная “столовка” позавидует. Вкусно, дешево, быстро.

Уйти от цивилизации в Бурятии очень просто. Сложнее — найти ее. Поэтому следующие несколько часов мы снова пилим по разбитому асфальту, грунтовкам с гигантскими залитыми водой ямами. Волны иногда достигают капота, колеса перемалывают грязь. Когда встречаешь на такой дороге знаки пешеходного перехода или полуразрушенные автобусные остановки, не понимаешь — зачем они тут? Но, оказывается, тут тоже живут люди, которые вынуждены добираться к себе по таким дорогам на легковых машинах (большинство из них — престарелые “японки”, хотя однажды попался VW Golf — тоже праворульный). Названия этих населенных пунктов нет на карте “гугла”…

Вскоре заблестела сбоку от дороги река — могучая Селенга. Сбоку — заборы. Колючка. Граница с Монголией. К моему удивлению, начинают попадаться встречные машины — разъезд с ними вынуждает скрести бортами кусты.

Еще пара разбитых деревянных мостов с частично отсутствующими пролетами, и вскоре мы оказываемся в последнем форпосте на российской стороны — пограничном городке Кяхта. Гостиница “Южная” — спартанский уют, и всего шесть номеров, часть из которых без душа. В моем номере душе есть, но при попытке его использовать лейка осталась у меня в руках, а шланг вырвался и начал ужом скакать по душевой. Р большем в этих краях мечтать не приходится. Хорошо, что догадались поужинать на трассе!

Завтрак — по камерам, точнее, по номерам. Яйцо, булка, пакетик “кофе три в одном”. И вот мы уже на границе с Монголией. Про это место рассказывают легенды и байки, одна страшнее другой. Тут бьют в землю молнии, кружат грифы, исчезают люди и машины. Но нам повезло — видимо, одобрение Ламы дало о себе знать. Уцелев в схватке с решившим влезть без очереди водителем монгольского микроавтобуса, груженого шинами (чтобы он не снес нам бочину, пришлось очень активно маневрировать задним ходом), мы вызвали симпатию у “погранцов”. В итоге они прогнали из очереди перед нами всех монголов (одинаковых с лица, на одинаковых “портерах”, с одинаковыми грузовыми шинами в кузовах). Прохождение российской стороны заняло около получаса.

Монгольская сторона внешне ничем не отличалась. Степь такая же. Даже постройки — похожи, как и разрез глаз. Вот только словно окунаешься в воду, где можешь только, как рыба, хлопать ртом, не издавая звуков. Кириллические буквы расставлены хаотично. Таможенники молчаливы, безучастны, и не помогают разобраться в порядке действий. Даже ручки не дают, чтобы заполнить декларации. Но небо снова было за нас — один из сотрудников (он был без формы, поэтому о его статусе и должности можно только догадываться) провел нас через все необходимые инстанции. Еще час, и вот я уже держу в руках пачку тугриков — местной валюты. 28 тугриков за рубль… Оформив страховку и заплатив еще пару непонятных сборов вроде налога на “крузак”, мы выехали за территорию поста.

Монгольские придорожные забегаловки — ничуть не хуже наших. Буквы в меню — родные, но вот разобраться в них без фотографий невозможно. Отобедав пережаренным мясом с лапшой  (примерно 12000 тугриков, или 430 рублей с человека), движемся в сторону Улан-Батора. Почти сразу нас ловят местные полицейские — выносят предупреждение за грязные номера. Достаем тряпки…

Монгольская степь ничем не отличается от бурятской. Синеющие в дали высокие сопки. Пожухшая трава.

Но тут и там на отрогах хребтов видны юрты, по приличного качеству дорогам ездят другие автомобили. Я ожидал тут увидеть тысячи УАЗов, но нет — самая популярная машина тут…. Праворульная Toyota Prius.

Сюрреализм? Как бы не так! Бензин дорогой, на наши деньги — около 70 рублей, средняя зарплата около 30 тысяч рублей, поэтому экономят, как могут.

Монгольская степь

Поселки напоминают Россию. И это неудивительно — большая часть застройки тут времен СССР.  

Но в целом монгольские приграничные городки выглядят более позитивно, чем их условные побратимы в Бурятии или Забайкалье.

Тут и там я вижу счастливые лица детей в опрятной одежде.

От границы до Улан-Батора — всего три сотни километров по прямой. Дороги — хорошие, но платные, по 500-1000 тугриков за сегмент.

Сопки кажутся менее раскатанными, чем в Бурятии, но вот мусора — не меньше. Примерно так же относятся к природе в Индонезии — весь мусор выбрасывают в реки, овраги, в океан. В одном из мест мы проехали мимо гигантской горы, покрытой слоем отходов. Впрочем, рядом стояла толпа детишек с мешками. Если у будущего поколения монголов  будет любовь к чистоте, это здорово…

Построенный в чистом поле Улан-Батор производит двоякое впечатление. Главная улица — Проспект Мира (простите, Peace Avenue) имеет протяженность в 20 километров. Вокруг нее — плотная жилая и деловая многоэтажная застройка. Проспект стоит в пробках с утра до вечера.

По отделенным металлическими делинаторами полосам для общественного транспорта ездят пустые троллейбусы.

К вечеру на город опускается смог…

К сожалению, на осмотр достопримечательностей монгольской столицы времени у нс не было. Поужинав, мы отправились спать, чтобы рано утром под звуки Pink Floyd  — Shine on you crazy diamonds) проехать сквозь дымку и апокалиптические пейзажи окраин города потомков Чингиз-хана и попасть в аэропорт его имени, где царит настоящий хаос.  В очереди на регистрацию мы провели полчаса, на контроль — еще полтора. В дьюти-фри не оказалось сувениров и магнитов — только сомнительная водка и сигареты.

Что это, как не повод вернуться?